Идет бычок качается,
Вздыхает на ходу:
— Ох, доска кончается,
Сейчас я упаду!
Агния Барто

— Слушай, а можно ли человека научить писать стихи?
— Научить нельзя. Разучить можно…
Из разговоров

Белые ленточки сегодня уже теряют актуальность. Теперь модно защищать гомосексуалистов, критиковать «Закон Димы Яковлева» и ругать Литературный институт. Не будем отставать от столичных тенденций и накатаем, сладострастно потерев лапки, вспотевшие от предвкушения приятного занятия, свою телегу на alma mater. Пущай катится в общем обозе.

Литературный институт, связующий судьбы лучших людей человечества, последнее время находится в непростой ситуации. С одной стороны, его пытаются закрыть по причине «неэффективности», с другой, хотят сохранить – как заповедник совести, ума и таланта.

Сегодня в особняке на Твербуле, глядя на который пускают слюни рейдеры и прочие люди с активной жизненной позицией, царит карнавал противоречий. Посудите сами: в этом заведении учатся небожители. А чему можно научить небожителя? Какое дело молодому гению до исторической грамматики и диалектологии? Он-то прекрасно понимает, что, вдаваясь в эти земные штудии, можно лишиться таланта. Крылья, ведь, даны для того, чтобы летать, а не подпирать ими отяжелевшую от знаний голову. Поэтому не удивительно, что львиная доля студентов-лИтовцев (по наблюдению автора) смотрят на светил-преподавателей, представителей золотого фонда российской науки, позевывая.

Возникает вопрос: зачем метать бисер перед небожителями? Но если Литературный институт ограничить одними творческими семинарами, тогда можно ли его назвать «высшим учебным заведением»? Впрочем, с этой дилеммой литинститут худо-бедно уживается ни один десяток лет. Однако недавно появилась новая напасть.

Заметным кардинальным новшеством Владимира Владимировича Путина-2, как известно, стало радикальное равнение на патриотизм. В октябре 2012 года Президент даже подписал указ о создании специального ведомства, главной задачей которого является «подготовка материалов и предложений по укреплению духовно-нравственных основ российского общества, совершенствованию работы по патриотическому воспитанию молодежи, разработке и реализации общественных проектов в этой области».

Министром культуры теперь служит Владимир Ростиславович Мединский, ультра-патриот, автор серии книг, развенчивающих негативные мифы о культуре и истории России. Так что патриотизм сегодня насаждается довольно активно. Но если рассматривать патриотизм в разумном и честном контексте, а не через призму медных труб и бьющих на ветру полотнищ, то Литературный институт должен быть гордостью патриота. (Чем он, к счастью, пока еще является.)

Но вот незадача! Помимо равнения на патриотизм, наша верховная власть требует… равняться на модернизацию! А это уже, извините, нонсенс.

Русское искусство в целом и великую русскую литературу в частности нельзя измерить общим аршином. Постижение культуры, вообще, невозможно стандартизировать и оптимизировать.

Что такое модернизация творческого вуза? Это – фактически его перевод на систему тестов и подгон под рыночные условия. Следовательно, в модернизированном Литературном институте должны готовить не прозаиков, поэтов, критиков, а генераторов литературных проектов. И это – оптимальное решение в условиях коммерческой среды. Но какое отношение такой модернизированный вуз будет иметь к культуре? Очевидно, что модернизация уничтожит заповедник на Твербуле. Но можно ли обойтись без нее? Можно ли из уютного тихого дворика, трогательно сохранившегося среди хищных джунглей Москвы, спокойно взирать на то, что происходит в литературном мире? А происходит вот что:

Книжный рынок быстро «обваливается». Издательства закрываются. Лица школьного возраста категорически отказываются читать, желая «торчать» в интернете. Толстые журналы, ковчег русской интеллигенции, застыли предсмертной полусудороге. Правда, российские библиотеки, приняв щедрое финансовое вливание от государства, немного поднялись, но это – временное явление: прекратится «подкармливание» и библиотеки заглохнут.

Огромная часть литературных «продуцентов» перешла из книжного формата в электронный, размещая свои тексты в сети. Будем откровенны: литературный процесс давно вышел из-под контроля, прорвав обветшавшую плотину, одним из столпов которой был Литературный институт.

Многие писатели сегодня активно развиваются в параллельных литературе сферах – публицистике, политике, пиар-бизнесе. Но никто из продвинутых литераторов уже не делает ставку на бумажную книгу.

Сравнительно молодой, но уже широкоизвестный прозаик Александр Иличевский на встрече с читателями посоветовал им побыстрее освободить свои квартиры от бумажных книг как от совершенно ненужного балласта. «Я, — похвалился писатель, — уже вынес из дома несколько десятков книг и с огромным удовольствием распрощался с ними около мусорных баков». И это говорит писатель! Книга становится все ближе и ближе к формату «сувенир», прекращая служить многовековым материальным фундаментом пишущего человека.

О вступление в Союзы писателей молодые люди уже давно перестали мечтать. Эти организации подверглись все той же инфляции, которой подверглись все конъюнктурные атавизмы СССР. Писатель сегодня уже не может претендовать на дачи в Переделкино, льготную жилплощадь, творческие командировки. Максимум, на что может рассчитывать новый обладатель писательской «корочки» — это возможность опубликовать свою «нетленку» в каком-нибудь альманахе, читатели которого и являются его авторами.

Гордое звание «писатель» нынче звучит чрезвычайно архаично, вызывая неловкость у тех, кто его произносит, и тех, кто его слышит. Вместо слова «писатель» сегодня все чаще и чаще произносят слово «литератор». А специальность «литературный работник» просто смешит своей нелепостью. Работник должен работать. А где будет работать «литературный работник»? И что значит «литературный работник»? На свете существуют авторы, редакторы, литературоведы, издатели, корректоры, литературные агенты. Каждого из них можно назвать «литературным работником». Но, как правило, эти специалисты либо не имеют отношения к Литинституту, либо получают свои профессиональные знания и навыки вне стен этого вуза. Есть ли хоть у одного выпускника Литературного института запись в трудовой книжке «литературный работник»?

Тем, кто желает этого, Литинститут предоставляет прекрасный филологический фундамент. Но причем тут «литературный работник»? По сути, этот вуз является филологическим факультетом с творческими семинарами.

Учитывая все эти вышеперечисленные особенности, приходится признать, что традиции, которыми живет Литинститут, теперь являются не лучшим, довольно мучительным способом, опять же, самоубийства. Его модель, наработанная десятилетиями, не вписывается, и не может вписываться в нынешний мир. Выходит Литературный институт снова в тупике? Реформы для него губительны, а сохранение традиций в условиях сумасшедшей рыночной и информационной гонки грозит превратить его в декоративную диковинку. На самом деле выход есть.

Литературный институт теперь должен воспитывать не «литературных работников» и не «генераторов литературных проектов», а литературных миссионеров. Специалистов, чья деятельность направлена не внутрь личного духовного богатства, а вовне, в окружающую бездуховную реальность.

В наши дни фактически не осталось читателя. Все читатели серьезной литературы являются и писателями. Поэтому Литинститут должен готовить не раздутых от знаний и культа собственной личности литераторов, у которых нет никаких перспектив, а «диверсантов», распространяющих вирус культуры и художественного творчества среди оболваненного и оболваниваемого населения. Между прочим, таких «диверсантов» в числе выпускников литинститута уже немало. Они, вроде, ничем не отличаются от обычных людей – работают менеджерами, пиарщиками, редакторами, учителями, но при этом не забывают о своей миссии. Пожалуй, таким и должен быть настоящий «литературный работник». Только название этой специальности хорошо бы тоже поменять.

Теперь перед Литературным институтом, легендарным вузом, мировой достопримечательностью стоит задача невероятной сложности – сохранив уникальные традиции, выйти из интеллектуальной изоляции, перестать быть монастырем, послушники которого презирают земную суету. Сумеет ли он вынести это испытание?

Больно видеть, как некоторые одаренные писатели, окончившие Литинститут, попадают под гусеницы бульдозера реальности. Эти умные, талантливые ребята просто не знают, что им делать дальше в мире, где нет семинаров, споров в общежитии, шедевральных лекций. В каком-то смысле, обучение в Литературном институте представляет изощренную пытку: изголодавшегося человека сажают за стол, ломящийся от деликатесов, а потом выкидывают на грязную и холодную улицу. А между тем поле для деятельности у выпускников Лита необозримо. Было бы только желание. Однако специфическое воспитание Литинститута, сформированное десятилетиями, сильно ограничивает их возможности. Ведь писатель, по мнению иегуменов Литинститута – это ПИСАТЕЛЬ. А известно ли иегуменам, что почти половина современной русской литературы «ошивается» в блогосфере, со свойственной этой среде стилистикой и эстетикой? Известно ли им, что только в течение нулевых годов в литературе появилось несколько новых жанров и форматов? Почему же Литинститут продолжает медленно катиться к своей могиле? Почему он не может обойти ее стороной? Почему он не хочет попытаться интегрировать свои драгоценные традиции в изменившийся мир?

Академическое образование – национальное сокровище. Якобы. Сегодня в России это сокровище стоит дешевле бутылки пива. Но академическое образование, сопряженное с творческим мастерством, стоит еще меньше. Оно – дешевле окурка. Однако это не значит, что иегумены Лита со своими воспитанниками должны, словно каппелевцы, во весь рост, стройными, гордыми рядами идти на чапаевские пулеметы пустоты, обыденности и обыдленности. Это положение также не означает, что Литинститут должен прогибаться под мерзостные условия моральных и эстетических джунглей, в которые превратилась Россия в эпоху модернизации. Пока еще условия позволяют выпускнику Лита хранить наследие русской литературы и заниматься художественным творчеством. Это очень трудно, но реально. Главное неудобство этого миссионерства заключается в том, что за него никто не платит. Ну и что? А разве за полезные и хорошие дела когда-нибудь платили?

Наверно не стоит расписывать найденные и вероятные пути литературного миссионерства. У каждого выпускника они свои. Кто-то организует поэтический кружок в школе, работая при этом экскаваторщиком, а кто-то поражает публику своими постами в ЖЖ. Даже вкалывая редактором журналов «Юный Путинец» или «Гламурное белье» можно найти некоторые лазейки для худлитовой деятельности. Совершенно не важно, в какой форме идет литературная работа, самое главное – сохранять традиции, не рассчитывая при этом на возможность получения дивидендов. А еще очень важно забыть, наконец, о феодальной субординации, до сих царящей в традиционном писательском мире, этом безобразном, позорном, унизительном наследии, как западников, так и почвенников.

Все, что сегодня происходит в улье на Твербуле – довольно горько и больно наблюдать. На наших глазах престарелый канатоходец, полуслепой, потерявший былую вестибулярную сноровку, исполняет смертельный номер: маленькими шажочками движется по канату. Публика застыла в ожидании: «Упадет? Не упадет?». Дедушка качается под гром барабанной дроби. Внизу уже стоит униформист со шваброй, готовый быстренько смести кровавые опилки.

Если Литературный институт погибнет, это станет серьезный, извините, душевной травмой для тысяч людей, живущих по всему миру. Жизнь, конечно, не прекратится, но и лучше она точно не станет. Она станет еще более однообразной, скучной, бессмысленной.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>